Пробужденный любовник - Страница 52

— Не возражаешь, если я зажгу свет?

— Привет… — Я так рада, что ты вернулся живой и здоровый. — Нет, не возражаю.

Несколько свечей зажглись, повинуясь его желанию, и она сощурилась в ярком сиянии.

— Я принес кое-какие вещи из твоего дома. — Он поставил поднос с едой на прикроватный столик и открыл сумку. — Твою одежду и парку. Бутылочку шампуня, которая стояла у тебя в душе. Щетку. Туфли. Носки, чтобы у тебя ноги не мерзли. Твой дневник — не беспокойся, я не читал его.

— Я бы удивилась, если бы ты его прочитал. Ты заслуживаешь большего доверия.

— Нет, я неграмотный.

Ее глаза расширились.

— В любом случае, — его голос был резким как линия его челюсти. — Я просто подумал, что ты бы хотела иметь под рукой кое-какие вещи.

Он поставил сумку на кровать рядом с ней, а она лишь молча сидела, не сводя с него глаз, пока — от избытка эмоций — не потянулась к его руке. Он отпрянул, и она, покраснев, посмотрела на содержимое сумки.

Боже… она так боялась собственных вещей. Особенно дневника.

Но оказалось, что это не так уж и страшно — вытащить свой любимый красный свитер, поднести его к лицу и вдохнуть аромат духов, которыми она пользовалась. И… да, щетка, ее щетка, та самая, которую она так любила — с широкой квадратной головкой и металлической щетиной. Она взяла шампунь, открыла крышку и вдохнула. Ааааах… «Biolage». Совсем непохож на тот, которым ее заставлял пользоваться лессер.

— Спасибо, — сказала она дрожащим голосом, беря в руки дневник. — Спасибо тебе большое.

Она погладила кожаную обложку дневника. Она не будет открывать его. Не сейчас. Но скоро…

Она подняла глаза на Зейдиста.

— Ты можешь… Ты можешь свозить меня домой?

— Да, могу.

— Я боюсь туда ехать, но, вероятно, должна.

— Просто скажи мне, когда решишь.

Собрав все свое мужество в кулак, она поняла, что пришло время сделать самый первый шаг на пути к возвращению в прежнюю жизнь.

— Сегодня вечером, когда сядет солнце. Я хочу поехать сегодня.

— Хорошо. Так и сделаем. — Он указал на поднос. — Теперь ешь.

Не обратив внимания на еду, она наблюдала за тем, как он вошел в гардеробную, чтобы разоружиться. Со своим оружием он обращался очень осторожно, тщательно проверял его, и ей стало интересно: где он был… что он делал. Хотя руки его были чистыми, на предплечье виднелась черная кровь.

Он убивал сегодня.

Наверное, она должна была чувствовать радость от того, что какого-то лессера не стало. Но когда Зейдист шел в ванную с парой спортивных брюк, переброшенных через руку, ее больше интересовало его здоровье и благополучие.

И еще… его тело. Он двигался как зверь, в лучшем понимании этого слова: скрытая сила заключалась в его плавных движениях. Сексуальное желание, шевельнувшееся в ней, когда она увидела его в первый раз, снова дало о себе знать. Она хотела его.

Когда дверь ванной захлопнулась, и послышался звук бегущей воды, она потерла глаза, решив, что, видимо, выжила из ума. Этот мужчина видел угрозу в простом прикосновении к своей руке. Неужели она, и правда, думает, что сможет разделить с ним постель?

Недовольная собой, она взглянула на еду. Это был цыпленок с травами, жареная картошка и кабачок. Стакан воды и бокал белого вина, два светло-зеленых яблока Грэнни Смит и кусок морковного пирога. Она взяла вилку и проткнула цыпленка. Она хотела съесть все, что было на подносе, только потому, что он оказался достаточно заботлив, чтобы принести это ей.

Когда Зейдист вышел из ванной в одних нейлоновых тренировочных штанах, она замерла и уставилась на него. Свет свечей отливал на кольцах в его сосках, падал на тугие мышцы рук и живота. Кроме шрама в форме звезды, обозначавшего его принадлежность к Братству, на обнаженной груди виднелась свежая царапина и синяк.

— Ты ранен?

Он подошел ближе и осмотрел тарелку.

— Ты мало съела.

Она не ответила, потому что взгляд ее опустился до выпирающих бедренных костей над низкой талией штанов. Боже… еще немного ниже, и она смогла бы увидеть все.

Внезапно она вспомнила, как он отчаянно пытался отмыть себя, думая, что он грязный. Сглотнув, она в очередной раз спросила себя, что же сделали с ним, каким сексуальным истязаниям подвергали? Желание к нему казалось… неуместным. Навязчивым. Хотя это и не меняло ее чувств.

— Я не очень голодна, — прошептала она.

Он подтолкнул поднос ближе к ней.

— Поешь в любом случае.

Когда она снова принялась за цыпленка, он взял оба зеленых яблока и ушел в другой конец комнаты. Откусил от одного, сел на пол, скрестив ноги и опустив глаза. Одна рука легла ладонью на живот, пока он жевал.

— Ты поел внизу? — Спросила она.

Он покачал головой, снова впиваясь зубами в яблоко: сочный хруст разнесся по комнате.

— Это весь твой ужин? — Он пожал плечами, и она пробормотала. — И ты приказываешь мне есть?

— Да, приказываю. Так почему бы тебе не вернуться к этому занятию, женщина?

— Тебе не нравится цыпленок?

— Мне не нравится еда. — Он не поднимал глаз, но голос его стал настойчивее. — Теперь ешь.

— Почему тебе не нравится еда?

— Не могу ей доверять. — Коротко ответил он. — Если ты не сделал ее сам и не можешь видеть ее целиком, откуда тебе знать, что в нее положили?

— С какой стати кто-то стал бы портить…

— Я разве не упоминал, как я не люблю разговоров?

— Ты поспишь сегодня со мной?

Она выпалила просьбу, решив, что лучше получить ответ сейчас, перед тем, как он окончательно закроется от нее.