Зейдист посмотрел на мужчин, стоявших позади. И странная мысль посетила его: если бы он вдруг пошатнулся и упал назад… они бы поймали его.
Вскоре после ухода Зейдиста, Бэлла вышла из спальни и отправилась на его поиски. Она собиралась позвонить брату и договориться о встрече, но потом поняла, что прежде должна позаботиться о своем любовнике, а потом уж снова погрузиться в семейную драму.
Зейдист нуждался в ней. Сильно нуждался. Она почти осушила его и точно знала, как голоден он был, как отчаянно хотел пищи. Его кровь, текшая по ее венам, позволяла чувствовать как его жажду, так и местонахождение. Чтобы найти его, нужно было лишь прислушаться к ощущениям.
Бэлла, ведомая биением его пульса, проследовала по коридору со статуями, свернула за угол, прошла в сторону открытой двойной двери наверху лестницы. Злые мужские голоса доносились из кабинета: один из них принадлежал Зейдисту.
— Черта с два ты выйдешь сегодня вечером! — Прокричал кто-то.
Зейдист мрачно ответил:
— Не пытайся меня контролировать, Тор. Во первых, это пустая трата твоего времени. Во-вторых — выводит меня из себя.
— Посмотри на себя — ты чертов скелет! Если ты не собираешься питаться, ты остаешься…
Бэла вошла в комнату, как раз когда Зейдист проговорил:
Братство не сводило глаз с мужчин, прижавшихся друг к другу вплотную, обнажив клыки.
«Господи», — подумала она.
Сколько ярости.
Но… Тормент был прав. Она едва видела Зейдиста в темноте спальни, но здесь он казался полумертвым. Кости выпирали через кожу, футболка и брюки висели балахоном. Черные глаза оставались напряженными, но все остальное потеряло силу.
Тормент покачал головой.
— Будь благоразумен…
— Я хотел бы видеть Бэллу отомщенной. Это абсолютно благоразумно.
— Нет, это не так, — сказала она. Все головы мгновенно повернулись в ее сторону.
Зейдист посмотрел на нее — и радужки его глаз изменили цвет, вспышкой сменив сердитый черный на горячий, сияющий желтый.
— Твои глаза, — прошептала она. — Что случилось с твоими…
Роф перебил ее:
— Бэлла, твой брат просил тебя остаться здесь немного дольше.
Ее удивление было столь велико, что она отвернулась от Зейдиста.
— Что, мой господин?
— Он не хочет, чтобы я утверждал статус отстраненной прямо сейчас, и настаивает на том, чтобы ты оставалась здесь.
— Почему?
— Понятия не имею. Возможно, тебе стоит спросить у него.
Боже, как будто все и без того недостаточно сильно запуталось. Она снова взглянула на Зейдиста, но тот не отрывал глаз от окна, расположенного на другом конце комнаты.
— Мы будем рады, если ты останешься у нас, — сказал Роф.
Увидев, как напрягся Зейдист, она поставила под сомнение это утверждение.
— Я не хочу быть отомщенной, — сказала она громко. Зейдист оглянулся, и она продолжила, обращаясь к нему. — Я благодарна за все, что ты сделала для меня. Но я не хочу, чтобы кто-то пострадал, пытаясь поймать лессера, схватившего меня. Особенно ты.
Его брови опустились вниз.
— Это не твоя забота.
— Черта с два. — Когда она представляла себе, как он борется с лессерами, накатывавший ужас лишал ее остальных чувств. — Боже, Зейдист… Я не хочу быть ответственной за твою войну и за твое убийство.
— Это лессер окажется в гробу, а не я.
— Ты же несерьезно?! Дева правая, посмотри на себя. Ты не можешь сражаться. Ты слишком слаб.
По комнате прокатилось шипение, а глаза Зейдиста снова стали черными.
О… черт. Бэлла прижала руки ко рту. Слабым. Она назвала его слабым. Перед всем Братством.
Здесь не существовало большего оскорбления. Просто намекнуть, что мужчине не хватает сил, считалось непростительным независимо от причины. Но сказать это в присутствии свидетелей было подобно социальной кастрации — окончательному осуждению его мужских достоинств.
Бэлла выпалила:
— Прости, я не имела в виду…
Зейдист поднял руки, ограждаясь от нее.
— Отойди от меня.
Он обошел ее стороной, словно гранату с выдернутой чекой, и рука ее снова непроизвольно метнулась ко рту. Он вышел из кабинета, и звук его шагов потихоньку затих. Собравшись с силами, она подняла глаза, увидев неодобрение, светившееся во взглядах братьев.
— Я сейчас же извинюсь перед ним. Но послушайте, я не сомневаюсь ни в его мужестве, ни в силе. Я беспокоюсь о нем, потому что…
«Скажи им это», — подумала она. Конечно, они должны понять.
— …я люблю его.
Внезапно напряжение в комнате спало. Ну, большая его часть. Фьюри развернулся и подошел к камину, прислонившись к каминной полке. Его голова соскользнула вниз, словно он хотел окунуться в пламя.
— Я рад, что ты так к нему относишься, — сказал Роф. — Ему это необходимо. А сейчас, иди найди его и извинись.
Она направилась к выходу, но дорогу ей преградил Тормент.
— Попробуй покормить его, хорошо?
— Я молюсь, чтобы он позволил мне.
Ривендж бродил по дому, переходя из комнаты в комнату, ни на минуту не прерывая резкий ритм шагов. Перед глазами стояла красная дымка, чувства ожили, трость была отброшена за ненадобностью много часов назад. Он перестал мерзнуть, поэтому стащил с себя водолазку, повесив оружие на полуобнаженное тело. Он вновь ощущал каждую кость, каждый мускул. Но были и другие чувства… те, с которыми он раньше не сталкивался.
Боже, прошло лет десять с тех пор, как он в последний раз позволил себе зайти так далеко. Но безумие, ставшее обдуманным выбором, казалось, подчинялось ему. Эта мысль могла стать опасной ошибкой, но ему было наплевать. Он… освободился. Он хотел сразиться со своим врагом — его наполняло отчаяние чисто сексуального характера.